Дорогие друзья, поздравляю Вас со Светлой Пасхой, пусть с Вами прибывает Божья Благодать, пусть Мир, Согласие, Взаимопонимание и Любовь будут с Вами всегда на вашем пути. Всех БЛАГ!
ЕЛена
Малиновка
Это было в то время, когда Господь сотворил небо и землю, солнце, луну и звезды, животных и растения. Каждому новому творению Создатель тотчас давал название, которое навсегда оставалось за тем, кому было дано. Много сохранилось сказаний о том времени; если бы мы знали все, что тогда произошло, ничего не было бы в мире непонятного, необъяснимого, все было бы ясно и просто для каждого.
Известно, например, что как раз в тот день, когда Господь раскрашивал в райском саду птиц, у Него вышли все краски, и бедный щегленок остался бы неокрашенным, если бы Создатель не вытер о его перышки все Свои кисти.
Тогда же случилось, что осел получил свои длинные уши. Он никак не мог запомнить своего имени и три раза возвращался к Господу и спрашивал, как его имя. Господу наскучило повторять ослу одно и то же несколько раз, Он взял осла за оба уха и сказал громко:
— Твое имя — осел, осел, осел! И слегка потянул за уши, отчего оба уха тотчас выросли, чтобы осел лучше слышал и запоминал то, что ему говорят.
Тогда же и на пчелу Господь наложил наказание. Как только была сотворена пчела, она полетела по райскому саду и стала собирать с прекрасных цветов душистый сладкий мед. Люди и животные по¬чувствовали аромат меда, им захотелось отведать его. Но пчела ни с кем не хотела делиться своей добычей и ядовитым жалом гнала всех от сот. Господь заметил жестокость и жадность пчелы, подозвал ее и сказал:
— Я дал тебе счастливый дар — собирать мед, сладчайшее на земле вещество. Но я не давал тебе права одной лакомиться им и вредить своим ближним. Запомни хорошенько, что Я скажу: если ты кого-нибудь уколешь своим жалом, ты умрешь.
Тогда же случилось, что сверчок ослеп, а муравей потерял крылья, и много других чудесных вещей, всех и не пересказать!
Целый день трудился Господь, создавая все новые и новые творения, даруя им жизнь; и к вечеру пришла Господу мысль сотворить маленькую, совсем серую птичку.
— Твое имя — малиновка! — сказал Господь, сажая птичку на Свою отверстую ладонь, и пустил лететь.
Маленькая птичка весело и радостно взвилась ввысь и полетела по райскому саду. Навстречу ей попадались прелестные птички с разноцветными перышками, и ей захотелось полюбоваться на саму себя.
Она тотчас спустилась и заглянула в зеркальную поверхность озера. К своему удивлению, птичка увидела, что она вся серая, без единого красного пятнышка. Напрасно поворачивалась она во все стороны, вытягивала шейку, всматривалась в зеркальную гладь озера — все её перышки были одного, серого цвета.
Тогда полетела птичка обратно, к Создателю.
Господь по-прежнему сидел в райском саду, милосердный и ласковый; из рук Его вылетали пышные пестрые бабочки, над Ним витали жучки и стрекозы, голуби мирно сидели на плечах Владыки, а из земли вырастали вокруг кусты великолепных душистых роз, белоснежных лилий и скромные кустики маргариток.
Сердце птички затрепетало от страха, когда она издали увидела Господа; но она не повернула назад, полетела прямо к Нему и, покружившись над Его головой, опустилась прямо на руку. Господь милостиво спросил птичку:
— Зачем ты вернулась?
— Я хотела об одном спросить Тебя, — робко ответила маленькая птичка.
— Что же ты хотела бы знать? — с улыбкой спросил Создатель.
— Ты назвал меня малиновкой, — в смущении начала птичка, — а у меня нет ни одного малинового перышка. Я вся серая, от клюва до хвостика. Почему Ты назвал меня так?
И птичка с тоской и доверием взглянула своими черными глазками в очи Господа. Она увидела кругом ярко-красных фазанов с золотистым отливом, попугаев с алыми шейками, петухов с красными гребешками, бабочек с красноватыми крылышками, золотисто-красных рыбок и множество алых роз. И птичка подумала, что было бы достаточно одной капли красной краски, чтобы окрасить её маленькую грудку, и она стала бы прелестной, хорошенькой птичкой и справедливо носила бы имя „малиновки”.
— Почему Ты назвал меня малиновкой? — снова спросила птичка, потому что Господь не ответил ей первый раз.
Она думала, что Господь тотчас ответит ей: „Ах, милая птичка, что Я наделал! Я совсем забыл раскрасить твои перышки! Подожди минутку: Я тотчас исправлю ошибку! ”
Но Господь улыбнулся и сказал:
— Я назвал тебя малиновкой, так ты и будешь называться. Но ты сама должна заслужить красные перышки на груди.
Он снова поднял руку и пустил птичку лететь в неведомый мир.
Задумчивая и печальная летела малиновка по райскому саду.
— Что могу я сделать, чем могу заслужить красные перышки? — с тоской думала она.
Ей так хотелось, чтобы грудка её стала малиновой, что птичка решила свить свое гнездо в кусте шиповника: она, будто, надеялась, что яркий алый лепесток пристанет к её шейке и окрасит перышки на груди.
* *
Прошло множество дней с того великого, самого счастливого дня на земле, в который Господь сотворил все живущее.
И люди, и животные давно покинули рай и расселились по всей земле. Люди научились обрабатывать землю, переплывать моря, строить могущественные города с пышными храмами, богатые жилища, носили дорогие одежды.
Наступил день, который навсегда останется памятным для людей. Ранним утром сидела малиновка на обнаженном холме у Иерусалимских стен и пела своим птенчикам песню. Крошечные головки птенцов выглядывали из гнезда, свитого в кусте шиповника.
Малиновка рассказывала своим деткам о чудесном дне, в который были сотворены все птицы, и о том, как Господь назвал одну из птичек малиновкой и что заповедал ей: каждая малиновка, начиная с той, что сотворил Господь в райском саду, передавала своим птенчикам эту грустную историю.
— Подумайте, — печально закончила мать свой рассказ, — прошло столько лет, множество цвело роз за эти года, множество птичек вылупилось из яичек, — так много, что невозможно всех их сосчитать, — а бедная малиновка до сих пор скромная серенькая птичка, ей до сих пор не удалось заслужить красную грудку!..
Птенчики со вниманием слушали песню матери. Когда она кончила, один из них спросил, не старались ли уже чем-нибудь заслужить эту награду малиновки, которые жили раньше их.
— Все мы старались, — ответила старая малиновка, — но до сих пор никому из нас ничего не удалось. Самая первая малиновка, что жила в раю, вскоре полюбила другую птичку так горячо, что почувствовала, точно пламень зажегся в груди. „Я знаю,— подумала она, — чего ждет от меня Создатель: Он хочет, чтобы я так горячо любила, чтобы пламень любви отразился на моей груди и окрасил перышки в красный цвет”. Но мечты её были напрасны. Как ни пламенно она любила, перышки на груди её по-прежнему оставались серыми. Ни одной малиновке не удалось до сих пор заслужить этой награды, не удастся и вам.
Птенчики приуныли; им было жаль расстаться с мечтой о красной грудке, которая сделала бы их такими нарядными! Унылый писк послышался из гнезда.
— Мы долго надеялись на голос, — снова заговорила старая малиновка. — Еще райская малиновка пела так, что восторг вдохновения охватывал все её существо: „Песня! вот чем заслужу я награду от Создателя”, — мечтала она. Но и песней не удалось ей, как и всем другим малиновкам, заслужить награду Господа, не удастся и вам…
Снова послышалось из гнезда унылое щебетанье, похожее на хныканье.
— Мы надеялись на наше мужество и отвагу, — продолжала старая малиновка. —Первая малиновка, что жила в раю, не раз вступала в борьбу с птицами, гораздо более сильными, чем она, и грудь её загоралась восторгом отваги. „Ах! — думала она, — мои перышки, верно, должны окраситься пламенем восторга и отваги, которые я испытываю, когда лечу в бой”. Но она ошиблась, и не заслужила награды, как не заслужите и вы.
Птенчики пищали и жаловались, они были страшно огорчены, что прелестные красные перышки не будут принадлежать им; они защебетали, что все-таки попробуют попытать счастья, но мать стала уверять их, что все труды в этом отношении будут напрасны. Как могут они надеяться заслужить великую награду, когда столько поколений малиновок не могли ничем заслужить её? Чем могут они проявить себя, если не уменьем любить, искусством бороться и петь? Что могут…
Старая малиновка вдруг замолчала, не окончив слов; из ворот Иерусалима показалась толпа людей, и все они стали подниматься по холму, на вершине которого было гнездо малиновки.
Тут были и всадники на статных конях, и воины с длинными копьями, палачи с молотами, священнослужители, судьи, плачущие женщины и множество праздного любопытного люда, жадного до всевозможных зрелищ.
Маленькая серая птичка, вся трепещущая от страха, сидела на краю гнезда; она с ужасом ждала, что вот-вот толпа народа сомнет куст шиповника и раздавит её птенцов.
— Будьте осторожны! Не жмитесь друг к другу! Не пищите, сомкните свои клювы, чтобы вас не было слышно! — заботливо щебетала напуганная мать.— Спрячьтесь поглубже: лошадь может задеть гнездо копытом! Ах! если бы свернул немного в сторону этот воин в тяжелых сандалиях!
Вдруг птичка умолкла. Она точно сразу забыла об опасностях, которые со всех сторон грозили её детям.
Через мгновение она бросилась в гнездо и поглубже уселась в нем, широко распустив крылья, накрыв ими птенцов:
— Это слишком ужасно! — промолвила она: — Я не хочу, чтобы вы видели, как будут распяты на крестах трое осужденных!
Она притихла, и птенчики, глубоко скрытые под её крыльями, не видели даже солнечного света; до них доносились удары топоров, гул, плач и ропот толпы.
Малиновка широко раскрытыми от ужаса глазами наблюдала, как совершалась казнь. Она не могла оторвать взора от несчастных осужденных:
— Как жестоки люди! — думала птичка. — Мало того, что они осудили этих несчастных на страшные мучения крестной смерти, они еще возложили на Одного из них венок из колючего терновника! Я вижу, как терния впились в Его чело и как струится кровь по Его лицу. Неужели этот Человек мог совершить какое-нибудь злое дело? Он так прекрасен, взор Его так ласков и кроток, не¬смотря на страшные муки; Его нельзя не полюбить с первого взгляда. Мне так тяжело смотреть на Его страдания, как будто острая стрела пронзает мое сердце!
Все большая и большая жалость охватывала малиновку, когда она всматривалась в Страдальца в терновом венце.
— Будь я брать мой орел, — думала птичка, — я вытащила бы своим мощным клювом гвозди из Его рук и ног, и ударами крыльев разогнала бы всех, кто осмелился причинить Ему боль!
Она видела, как кровь струилась из-под острых шипов, и сердце малиновки сжималось от боли и состраданИЯ. Наконец, ей стало невыносимым спокойно сидеть в гнезде.
— Хоть я и мала и слаба, — решила птичка, — однако, я должна попробовать чем-нибудь облегчить страдания этого Человека.
Она вылетела из гнезда и стала кружиться над головой Распятого в терновом венце. Она долго летала вокруг, все еще не решаясь приблизиться к Человеку, потому что всегда боялась людей. Наконец, она собралась с мужеством и близко подлетала к кресту…
Один из шипов терновника особенно глубоко впился в чело и причинял Страдальцу невыносимую боль. Малиновка быстро схватила клювом этот шип и вытащила его.
В то время, когда малиновка вытаскивала шип, капля крови Распятого брызнула на шейку птички. Крошечное алое пятнышко стало тотчас быстро расти и окрасило все перышки на груди малиновки.
Когда малиновка вернулась в гнездо, птенчики издали закричали ей:
— Твоя грудь стала красной! Перышки на ней ярче, чем лепестки розы!
— Это только капелька крови из чела Распятого, — возразила малиновка.— Оно тотчас исчезнет, как только я выкупаюсь в ручейке или источник.
Но сколько ни купалась малиновка в чистой воде, малиновые перышки на её груди не смывались и не бледнели. Когда выросли её птенцы, она увидела, что и их грудки горят огненным красным блеском, как и у каждой малиновки, что живет в наши дни.
Сельма Лагерлеф
Перевод Н. Смоленского, 1913 г.
Верь в себя, иди вперед!
Если развод неизбежен, как сохранить ребенку родителей?
